Вчера, пока расписывал ручку, написал новую жизнь. Про пианиста № 13, который жил в далеком от нас мире Пауков. № 13 любил музыку и хотел жить, но Мировое Правительство любило деньги и уничтожало свободу. Тогда № 13 придумал себе имя, что было, в общем-то, под запретом закона. Так писанист № 13 умер в мире Пауков - стал никем. Зато он стал свободным...

Белу понравилось. Артемикс проигнорировал. А Макс порвал исписанную тетрадку в клочья и сжег в жестяной банке на балконе.
И правильно сделал: ручка ведь уже была расписана - цель достигнута, остальное - к черту.
Правда, мать потом долго кричала: думала, что я снова курю. Она-то не знала, что я всего лишь избавлял мир от очередного бессмысленного многословия.

@темы: Life, Some idiotic phrases

---

the pianist.

Длинные пальцы по белым клавишам. Держись, пожалуйста. Ты же справишься.
Все дома горят, как из соломы хижины. Держись, пожалуйста. Ты же выживешь.

Он обещал богу. Он обещал маме. Он говорил "Я не знаю, что будет с нами". Просил помощи самыми простыми словами. Он слышал музыку. В пустой квартире на открытой душе рояля. Пальцев на клавиши не роняя. /нужно соблюдать тишину/ Нужно покидать ту страну, в которой не выжить больше. Родная когда-то Польша. Страна превратилась в гетто. Где женщины плачут и умирают дети. Они клянутся "Гитлер за все ответит".

Слабые пальцы по белым клавишам. "Сыграй мне что-нибудь и останешься.. жить." У него рука, у рояля струна дрожит. Играет requiem, кажется, по себе. Между нот читается "не убей". Морозы еще сильнее, а он слабей. Бьется посуда. Он бьется в истерике. О клавиши бьется сухая кисть.

Пианист все выдержал. Пианист остается жить.

@темы: (c), Poem

---

- Сегодня же двадцатое ноября 2011-ого года! Хотя бы в этот раз не прое..
- Не забыть про желание, - подсказывает матери сестра.
Этот разговор я услышал случайно, шествуя с кружкой кофе из кухни в "свою" комнату. Слишком громко хмыкнул, обнаружив тем самым себя.
- Бел, ты тоже не забудь, - кинула мне в спину мать. - Надо памятку поставить, что ли...

Они что, с ума сошли? Если так подумать, то желания можно ежесекундно загадывать. А кто и когда будет их исполнять?
Люди вообще странные. Возвращаюсь к словам, что писал уже здесь около полугода назад: человек должен ставить перед собой цель и стремиться к ней. Его желания за него же самого никто не будет исполнять.

Мать обзвонила всех своих подружек - напомнить про сие величайшее событие. Некоторым сообщила, какой я пессимист и нудное чмо. Я закрыл дверь, чтобы не слышать ее голоса.

А чего я когда-то хотел?
1. Свободная жизнь.
2. Отличная учеба.
3. Свой музыкальный инструмент.
4. Интересная жизнь. В каком-то смысле...

А чего я хочу сейчас?..

Блять... ничего не идет в голову. Совсем ничего. Думай-думай-думай-думай...
[20:07]
Хочу стать великим пианистом! Хотя, нет. Зачем? Точнее, я же этого на самом-то деле и не хочу вовсе.
[20:09]
Эмм, тонны манги, тысячи шлюх-лесбиянок, оранжевая бензопила, увидеться с Деу, помириться с Арчи, сотни банок сгущенки, огромную домашнюю библиотеку, планшет, розовую елку, встретить Новый год в Лондоне, увидеть Виктора, уебаться головой о стену... я хочу всего и сразу.
[20:10:45]
Думай-думай-думай-думай-думай...
[20:11]
Хочу, чтобы исполнились все желания моей матери.

Ну вот, теперь я тоже идиот.

@темы: Life, Some idiotic phrases, WTF, bro?

---

"Люди умирают. Вещи ломаются. Ничего не вечно. И, конечно же, я тоже сломаюсь. Я просто ищу. Зачем я ищу? Потому что просто жить, не находясь в вечном поиске, не так важно и интересно." (с) Юки Шинджиро (UN-GO)

@темы: (с)

---

Сегодня день сентиментальности. И фотографий прошлого.

Иногда надо почаще рыться в папочках на компе.

Вот, например, у этих фотографий милая история:

Родительское собрание затягивалось. Что странно, даже представляя, как на меня будет орать мать, мне совсем не было страшно, только весело немного.
Чтобы скоротать время, я носился галопом по школьному коридору. Подслушать, о чем же там беседовали за дверью кабинета, было невозможно - уже пробовал. Так что я был предоставлен самому себе. И я очень ценил эти моменты одиночества.

Коридор первого этажа вскоре наскучил, и я решил подняться на третий "неприкосновенный" этаж старшеклассников. Мне всегда он казался чем-то особенным. И не потому, что был я здесь лишь единажды, да и то на экскурсии, а потому что здесь прямо в воздухе витала какая-то сказочность. Казалось бы, наоборот должно быть все по-взрослому и по-серьезному - старшеклассники ведь! Ан-нет, то ли из-за расписных стен, то ли из-за той недоступности нам, младшеклассникам, на третем этаже присутствовала атмосфера волшебства и чудес.
А, быть может, во всем был виноват закат. О, это чудесное солнце, подарившее мне столь прекрасное детское воспоминание!



Выйди я на улицу, небо не показалось бы мне столь волшебным, каким я видел его из окна школьного коридора третьего этажа.



Мое маленькое путешествие было прервано грубым окликом матери. "Что ж, всякой сказке приходит конец," - подумал я и помчался вниз, выслушивать очередные наставления, стараясь скрыть от матери улыбку.

@музыка: Kashiwa Daisuke - Stella [15:20]

@настроение:

@темы: Life, Photo, Some idiotic phrases

---

Из застывшего во времени Кировского привез замечательное фото.
К слову сказать, Горбатый мост (так его называют жители поселка) - второе на всей Земле место, где я почувствовал Свободу.

@темы: Life, Photo

---

И вновь внутрисемейные разборки. Кто есть кто.

Мое_имя_-_Артемикс.
Познакомились.

Здесь есть еще Бел, но мы с ним, как бы правильно выразиться… два разных состояния одной личности.
Тут был еще один. Максимом звали. Да вот не видно теперь. Мы его убили. Окончательно превратили в полузабытый сон. А кто он, в сущности? – Никто. Он даже не особо сопротивлялся, когда мы его… убивали. Впрочем, иногда он появляется в виде довольно милого привидения. Но, как всем известно, привидения боятся света.

Хотя, все мы тут не в ладах со Светом. Но это не значит, что мы дружим с Тьмой.

Люди нас не любят. А за что любить? А зачем любить? Существам, порожденным ненавистью, требуется отвечать взаимностью.

Но, если Вам все же удалось полюбить какую-то частицу нас, то милое привидение Макс, позабыв о своей боязни к свету, очнется от долгого и мучительного небытия. И отдаст Вам всего себя, без остатка. Он у нас такой – наивняк.

Занавес.
Артемикс на сегодня заканчивает разглагольствовать и отправляется маньячить.

@темы: Some idiotic phrases

---

08.11.2011 в 20:53

Пишет  .Larry Johnson:

Я не сторонник перепостов, но это так красиво.

03.11.2011 в 18:21

Пишет [J].Matsumoto.[/J]:

Волшебная музыка. Текст. Очень.

@темы: Music

---

24.04.2010 в 18:00

Пишет  волкодлак:

Сплин
Начнем с того, что Саша своими репетициями перед концертом все-таки разбудил осень. Рассерженная, смешала свои облака с весенними, сама не ожидая еще не ведомой химикам реакции превращения питерского неба в гранитные своды.
До эпицентра взрыва было метров пять, до колонок — почти дотронуться рукой. Он вел себя с ними так бестактно, что те рыдали навзрыд. Плавил голосом микрофон, разбрасывал руки, свои и чужие, вверх и в стороны. Барабанщик задавал сердечный ритм, пропагандируя аритмию и заставляя людей с пороками сердца терять сознание.
— "Мне 20 лееееет"!!!!!!!!, — просили фанаты.
— А мне 40, — спокойно отвечал Саша.
Перед концертом, кстати, он явно отказался от светооператоров, нагнав в зал дюжину летающих тарелок, утроивших грандиозное аэрошоу и заодно утащив к себе лучами нескольких человек из зала для приличия.

Foto by JasperGROM

@темы: Music, Сплин

---

1Q84. Книга 2. Харуки Мураками

Не знаю, почему эти книги считают мировым бестселлером, мне они не особенно понравились. По правде говоря, понравился только один эпизод из второго тома – сказка про Кошачий город и встреча Тэнго с его отцом.

* * *

Поезд отъехал от станции, и Тэнго достал из кармана книгу. То был сборник рассказов о путешествиях. Герой одного рассказа, молодой человек, приехал в город, которым правили кошки. «Кошачий город» — так и назывался этот рассказ. Сказочная история, автор — немец, чьего имени Тэнго раньше не слыхал. Как указывалось в комментариях, писал между Первой и Второй мировыми войнами.

Молодой человек путешествовал в одиночку, и багаж его состоял из единственного портфеля. Ехал куда глаза глядят. Просто садился в поезд и сходил где понравится. Селился в местной гостинице, осматривал город, жил там, пока не надоест. А потом снова садился в поезд и ехал дальше. Так он всегда проводил отпуска.

За окном поезда раскинулся чудесный пейзаж — зеленые холмы, огибающая их змейкой река. А вдоль реки — тихий маленький городок со старинными каменными мостами. Картина эта заворожила молодого человека. Наверняка здесь отлично готовят форель, подумал он. Поезд остановился, и он сошел. Ступил на перрон — и состав тут же унесся прочь.

Никаких служащих на станции он не встретил. Видимо, поезда здесь останавливались очень редко. Он перешел по мосту через реку, вошел в городок. Стояла полная тишина. Ни единого человека не попалось ему на глаза. Жалюзи у всех магазинчиков оказались закрыты, ни в одной конторе никто не работал. В единственной гостинице городка также не было ни души. Молодой человек позвонил в колокольчик, но тщетно. Похоже, людей в этом городе просто не существует, подумал он. Или все они где-то спят? Но на часах десять тридцать утра. Слишком рано для послеобеденного сна. А может, люди отчего-то бросили этот город и куда-то ушли? Так или иначе, до завтрашнего утра никаких поездов не будет, а значит, придется здесь ночевать. Без всякой цели он бродил по городку, убивая время.

А на самом деле то был город кошек. После захода солнца несметное количество кошек самых разных пород и расцветок, перебравшись по каменным мостам, наводнило улицы. Хоть и заметно крупнее своих обычных собратьев, это все-таки были кошки. Пораженный этим зрелищем, молодой человек взобрался на колокольню в центре города и спрятался там от кошачьих глаз. А кошки открывали жалюзи магазинчиков, садились за столы в учреждениях и принимались за работу. Через некоторое время по мостам пришло еще больше кошек. Они делали покупки в магазинах, оформляли документы в конторах и заказывали еду в гостиничном ресторане. А также пили в трактирчиках пиво и распевали жизнерадостные кошачьи песни. Одни играли на арфах, другие танцевали. Как и положено кошкам, все они прекрасно видели в темноте и в освещении не нуждались. Но в эту ночь над городом висела полная луна, и молодой человек мог наблюдать с колокольни, что происходит, во всех деталях. К рассвету кошки позакрывали магазинчики, закончили работу и по каменным мостам вернулись туда, откуда пришли.

Когда окончательно рассвело и городок опустел, молодой человек спустился с колокольни, зашел в гостиницу, упал на кровать в каком-то номере и уснул. Проснувшись, перекусил хлебом и рыбой, найденными на гостиничной кухне. А как только начало темнеть, вновь забрался на колокольню и, спрятавшись там, стал дожидаться, когда придут кошки. Поезда останавливались на станции дважды в день: утром и после обеда. Послеобеденным поездом он мог вернуться туда, откуда приехал, утренним — поехать дальше. Никто из пассажиров на перрон не сходил, никаких пересадок здесь быть не могло. Тем не менее состав прибывал строго по расписанию и, выждав ровно минуту, трогался с места. Поэтому молодой человек мог бы сразу уехать из этого зловещего места, если бы захотел. Но он решил не торопиться. Любопытство, юношеское честолюбие и страсть к приключениям переполняли его. Ему захотелось во что бы то ни стало приоткрыть завесу над тайной Кошачьего города. Когда и как он появился? Какое назначение выполняет? Чем на самом деле заняты все эти кошки? Ответы можно было найти лишь одним способом: остаться и продолжать наблюдение.

На третью ночь с площади под колокольней донеслись встревоженные голоса. «Вам не кажется, что пахнет человеком?» — спросила одна кошка. «Да, запах есть… и, сдается мне, уже не первый день!» — ответила ей другая, принюхиваясь. «Вот и мне так кажется», — добавила третья. «Глупости! Откуда здесь взяться человеку?» — усомнился кто-то еще. «Ну а кем же, по-твоему, пахнет?»

Разбившись на несколько групп, кошки прочесали весь город до последнего уголка. Если кошка начинает принюхиваться всерьез, она очень быстро находит то, что искала. Вскоре молодой человек услышал, как чьи— то лапы, мягко шурша, взбираются по ступенькам колокольни. Теперь мне конец, понял он. Эти кошки в ярости от запаха человека. У них огромные острые когти и не менее острые зубы. А люди в их городе появляться не должны. Что эти звери сделают с ним — неизвестно, однако надеяться, что они отпустят того, кто знает их Тайну, было бы глупо.

Три кошки поднялись по ступенькам к самому колоколу и замерли, принюхиваясь в темноте.

— Странно, — произнесла одна, поводя усами. — Пахнуть пахнет, а человека нет.

— Не говори, — согласилась другая. — Здесь пусто. Давайте поищем где-нибудь еще.

— Нич-чего не понимаю! — воскликнула третья, помотала головой, и все трое исчезли; шорох шагов затих во чреве ночной колокольни.

Молодой человек перевел дыхание. Со своей стороны, он тоже ничего не понимал. Кроме разве того, что встретился с этими существами нос к носу. Глаза в глаза. Но они почему-то его не увидели. Смотрели в упор, но не увидели! Он взглянул на свою ладонь. Все в порядке, пока не прозрачная. Чудеса да и только. Завтра же отправляйся на станцию и уезжай отсюда, сказал он себе. Торчать в этом городе дальше слишком опасно. Не надейся, что тебе всю дорогу будет везти.

Однако на следующее утро поезд на станции не остановился. Пролетел мимо, даже не сбросив скорость. После обеда — точно так же. В кабине мелькнул силуэт машиниста. В окнах виднелись фигуры пассажиров. Но останавливаться никто не собирался. Как будто никто не увидел молодого человека, который ждал поезда. А может, из вагонов уже не были видны ни станция, ни сам городок? Когда послеобеденный поезд скрылся из глаз, вокруг повисла могильная тишина. Постепенно стало темнеть. Близилось время кошек. И тут он понял, что потерял себя. Это не город кошек, догадался он. Это место, где мне суждено потеряться. Иной мир, уготовленный мною для себя самого. И никакие поезда, что вернули бы меня в реальность, на этой станции больше не остановятся.

***

О том, что старик в кресле у окна — его отец, Тэнго догадался не сразу. Слишком уж тот уменьшился в размерах. Усох — так, пожалуй, будет точнее. Совсем поредевшие волосы напоминали заиндевевшую лесную лужайку. Щеки ввалились, отчего глаза казались гораздо крупнее, чем раньше. Лоб разрезали три глубокие морщины. Череп словно бы искривился — но, возможно, просто весь полысел. Брови стали длинными и густыми. Из ушей торчали в разные стороны длинные седые волоски. Уши, и раньше немаленькие, казались теперь огромными и походили на крылья летучей мыши. Не изменился, пожалуй, один только нос. Круглый и приплюснутый, в отличие от ушей. Странного темно-красного цвета. Из полуоткрытого рта с зубами, торчащими в разные стороны, казалось, вот-вот потечет слюна. Глядя на этого старика у окна, Тэнго невольно вспомнил последний автопортрет Ван Гога.
Когда Тэнго вошел в палату, старик обернулся к нему лишь на секунду — и уставился в окно опять. На взгляд издалека, он напоминал скорее мышь или белку, нежели человека. Примерно таким интеллектом он теперь обладал. И все же, вне всяких сомнений, это был отец Тэнго. Или, по крайней мере, то, что от него оставалось. За два года время отняло у старика очень многое. Отняло безжалостно, точно сборщик налогов, конфисковавший последний скарб у бедняка. Сколько Тэнго помнил отца, тот всегда был подтянутым, целеустремленным и буквально горел на работе. Пускай и не семи пядей во лбу, но со своими жизненной философией и силой воли. Ни разу Тэнго не слышал, чтобы отец на что-нибудь жаловался. Теперь же перед ним сидел не человек, а пустая оболочка. Скорлупа, в которой не осталось никакого тепла.
— Господин Кавана? — позвала сестра Тамура. Громко и внятно. Как учат медсестер разговаривать с пациентами.— Господин Кавана. Смотрите, кто к вам пришел. Это ваш сын!
Старик опять обернулся. Его глаза напомнили Тэнго два опустевших ласточкиных гнезда под крышей заброшенного дома.
— Здравствуй,— сказал ему Тэнго.
— Господин Кавана, к вам приехал ваш сын из Токио,— добавила сестра.
Ничего не отвечая, отец смотрел на сына в упор — так, словно пытался прочесть объявление на неизвестном ему языке.
— В половине седьмого ужин,— сообщила медсестра для Тэнго.— До тех пор можете побыть с ним, сколько хотите.
Когда она ушла, Тэнго в растерянности подошел к отцу и опустился в кресло напротив. Старое кресло с полинявшей обивкой, деревянные подлокотники все в царапинах. Отец, не поворачивая головы, следил за ним птичьим взглядом.
— Ну как самочувствие? — спросил Тэнго.
— Твоими молитвами,— церемонно ответил отец. О чем говорить дальше, Тэнго не представлял. Теребя
пуговицу на рубашке, он посмотрел на сосновую рощу за окном. И опять взглянул на отца.
— Из Токио приехал? — спросил отец.
— Из Токио.
— На скором поезде?
— Да,— ответил Тэнго.— Сначала до Татэямы на скором, потом на обычном до Тикуры.
— Мы с тобой встречались у моря? Тэнго не выдержал.
— Я — Тэнго. Тэнго Кавана. Твой сын.
— А откуда в Токио? — спросил отец.
— Коэндзи, округ Сугинами.
Морщины на лбу старика вдруг сделались резче.
— Много людей часто врут, лишь бы не платить за телевидение «Эн-эйч-кей».
— Папа,— снова позвал Тэнго. Этого слова он не произносил уже тысячу лет.— Я Тэнго, твой родной сын.
— У меня нет сына,— отрезал старик.
— У тебя нет сына? — механически повторил Тэнго. Отец кивнул.
— Кто же я для тебя?
— Никто,— ответил отец. И покачал головой. Задохнувшись, Тэнго на несколько секунд потерял
дар речи. Отец тоже умолк. Оба сидели в тишине, каждый думал о своем. И только цикады за окном стрекотали, как полоумные.
А ведь старик, похоже, не бредит, подумал Тэнго. Да, у него провалы в памяти и вывихнутое сознание. Но то, что он говорит, вполне может быть правдой. Тэнго чувствовал это интуитивно.
— Что ты имеешь в виду? — уточнил он.
— Ты — никто,— ответил отец без какой-либо интонации.— Всегда был никем, сейчас никто, да так никем и останешься.
Ну, хватит! — подумал Тэнго.
Ему очень хотелось встать, уйти отсюда, добраться до станции, вернуться в Токио. Но что-то удержало его — прямо как того парня в Кошачьем городе. Возможно, любопытство. Он должен узнать, что с ним происходит. Получить конкретные ответы. Возможно, в тех ответах для него таится опасность. Но если уйти сейчас — скорее всего, шанса узнать о себе правду больше не представится. Истина просто утонет в бескрайнем хаосе этого мира.
Тэнго долго подбирал в голове слова, переставлял их местами. И наконец, разозлившись на себя, спросил именно то, что хотел спросить с детства, но никогда не решался:
— Ты хочешь сказать, я — не твой биологический сын? И мы с тобой не родня по крови?
Отец, не отвечая, смотрел на него. Дошел ли до старика смысл вопроса, разобрать было невозможно.
— Воровать радиосигналы — преступление,— сказал отец, глядя сыну прямо в глаза.— Все равно что красть золото или брильянты. Или ты не согласен?
— Пожалуй, ты прав,— на всякий случай согласился Тэнго.
Отец удовлетворенно кивнул.
— Радиосигналы не падают с неба бесплатно, как дождь или снег,— добавил он.
Не представляя, что на это ответить, Тэнго смотрел на отцовы руки, очень правильно сложенные на коленях.
Левая на левом колене, правая на правом. Обе замерли точно каменные. Потемневшие от времени маленькие ладони. Палящее солнце прокалило этого человека до сердцевины. Слишком много лет он проработал без крыши над головой.
— Мама не умерла, когда я был совсем маленьким, верно? — медленно и отчетливо задал вопрос Тэнго.
Отец не ответил. Не изменилось выражение глаз, не дрогнули руки. Он просто разглядывал Тэнго как нечто странное и чужое.
— Она просто нас бросила. Оставила меня с тобой, а сама сбежала с другим мужчиной. Так или нет?
Отец кивнул:
— Воровать сигналы грешно. Нельзя просто делать что хочешь и убегать когда вздумается.
Все он понимает, в очередной раз убедился Тэнго. Только не хочет ничего говорить, и точка.
— Отец! — снова позвал его Тэнго.— Может, на самом деле ты не мой настоящий отец, но пока я буду звать тебя так. Хотя бы потому, что не знаю, как еще к тебе обращаться. Признаюсь честно: я никогда тебя не любил. А частенько и ненавидел. Надеюсь, это ты понимаешь? Но если окажется, что ты мне не отец и между нами нет кровной связи, ненавидеть тебя у меня не будет никаких причин. Смогу ли полюбить — не знаю, но хотя бы сумею понять. Всю жизнь я хотел одного: понять, что случилось на самом деле. Кто я такой и откуда произошел. И ничего больше. Но этого мне никто никогда не рассказывал. Если ты сейчас расскажешь мне все как есть, я не буду тебя презирать или ненавидеть. Ведь я и сам этого хотел бы — наконец-то перестать ненавидеть и презирать тебя...
Ни слова не говоря, отец все также смотрел на Тэнго. Но теперь Тэнго почудилось, будто в разоренных гнездах отцовых глазниц вновь затеплилось некое подобие жизни.
— Да, я — никто,— продолжил Тэнто.— Ты абсолютно прав. Одиночка, дрейфующий в ночном океане. Протяну руку — вокруг пустота. Закричу — никто не отзовется. Ни с кем на свете меня ничто не связывает. И ни один человек, кроме тебя, не считается мне родней. Но ты не хочешь рассказывать правды о нашей семье. А время бежит, и в этом прибрежном городишке с каждым новым порывом ветра твоя память все больше пустеет. Скоро в ней не останется никакой правды, как уже не осталось меня. Да, я не могу тебе ничем помочь, а значит, я — никто, и навечно останусь никем. Все, как ты и сказал.
— Наши знания — ценнейший общественный капитал,— торжественно продекламировал отец. Хотя и гораздо тише, чем прежде. Словно кто-то повернул ручку громкости и убавил звук.— Капитал этот необходимо накапливать, беречь и передавать по наследству следующим поколениям. Вот почему корпорация «Эн-эйч-кей» призывает граждан к сознательности и ожидает от вас, господа, оплаты ее радиотелевизионных...
Да он же читает это как мантру, понял Тэнго. Повторение этих слов по сто раз на дню когда-то помогло отцу выжить. Только теперь эти лозунги — стена, которую нужно проломить, чтобы вытащить из-за нее живого человека.
— Какой она была, моя мать? — перебил он отца.— Куда ушла и что с ней случилось дальше?
Отец немедленно умолк. Молитва оборвалась.
— Я устал жить с ненавистью и презрением в сердце,— продолжил Тэнго.— Страшно устал оттого, что не могу никого полюбить. У меня нет друзей. Ни единого. Но главное — я даже не способен полюбить себя. Почему? Да как раз потому, что не могу полюбить никого другого. Человеку удается любить себя, лишь когда он любит других — и любим другими. Понимаешь, о чем я? Если не любишь других, себя полюбить не выйдет... Я ни в чем не обвиняю тебя лично. Скорее всего, ты сам — такой же пострадавший. Наверно, ты за всю жизнь так и не смог себя полюбить. Или я ошибаюсь?
Отец молчал, плотно стиснув губы. По его лицу нельзя было разобрать, понял ли он, что ему говорилось. Тэнго умолк и ссутулился в кресле. Через окно в палату ворвался ветер. Распахнул занавески, потеребил цветочные бутоны в горшках и унесся через приоткрытую дверь в коридор. Сильнее запахло морем. Словно вторя скрежету цикад, зашелестели лапами сосны.
— Ко мне часто приходит видение,— продолжил Тэнго.— Одно и то же, много лет подряд. А может, даже не видение, а воспоминание — то, что я видел давным-давно. Мне полтора года, рядом мать. А с ней — молодой мужчина. Только это не ты. Кто — понятия не имею. Но не ты, знаю точно. Почему-то эта картинка въелась в мои веки и преследует меня всю жизнь.
Отец молчал. Но его глаза определенно на что-то смотрели. На то, чего здесь не было. В воздухе снова повисло молчание. Тэнго слушал, как шумит внезапно окрепший ветер. Что слушал отец — одному богу известно.
— Почитай мне что-нибудь, будь любезен,— вдруг учтиво попросил отец, нарушив долгую паузу.— Сам я больше не читаю — глаза болят. Книги там, на полке. Выбери что хочешь.
Глубоко вздохнув, Тэнго поднялся с кресла и пробежал глазами по корешкам книг на полке. В основном исторические романы. Плюс «Жития бодхисатв» от первого до последнего тома. Сидеть перед отцом и ковыряться в тягучем и пафосном старояпонском хотелось меньше всего на свете.
— Хочешь, почитаю про Кошачий город? — предложил Тэнго.— Эту книгу я с собой прихватил, чтобы в поезде читать.
— Про Кошачий город...— механически повторил отец.— Почитай, если не трудно.
Тэнго бросил взгляд на часы.
— Не трудно, конечно. До поезда еще времени много. Странная история, не знаю, понравится ли тебе...
Он достал из кармана книгу и начал читать рассказ о Кошачьем городе. Отец, не меняя позы, сидел у окна и слушал. Читал Тэнго не торопясь, как можно разборчивей. За весь рассказ сделал всего две-три паузы — перевести дух, а заодно проверить реакцию слушателя. Но лицо старика оставалось абсолютно бесстрастным. Даже не догадаешься, интересно ему или нет. Когда история закончилась, отец еще долго сидел недвижно с закрытыми глазами. Он походил на спящего и все же не спал. Просто погрузился в мир рассказа — так глубоко, что требовалось какое-то время оттуда выбраться. Тэнго терпеливо ждал. За окном потускнело, близились сумерки. Ветер с моря все раскачивал сосновые ветки.
— А в этом Кошачьем городе есть телевизоры? — спросил отец первым делом. Профессионал до последнего вздоха, куда деваться.
— Рассказ написан в тридцатые годы,— ответил Тэнго.— Телевизоров тогда еще не изобрели. Хотя радио уже слушали.
— В Маньчжурии мы не слушали даже радио. Не было радиостанций. Газеты доставляли с опозданием на две недели. Еды не было. Женщин тоже. Иногда приходили волки. Настоящий край света...
Отец умолк и о чем-то задумался. Видимо, вспомнил свою молодость, проведенную в Армии освоителей Маньчжурии. Скоро, впрочем, мрачные воспоминания сожрала пустота, и в памяти его полегчало. Эта метаморфоза отчетливо отразилась у него на лице.
— Город построили кошки? Или строили люди, а жить стали кошки? — спросил отец будто бы сам себя, глядя на свое отражение в оконном стекле.
— Кто знает,— ответил Тэнго.— Наверное, все-таки люди, только очень давно. Потом они почему-то исчезли, и вместо них поселились кошки. Скажем, случилась какая-нибудь эпидемия, от которой все умерли. Ну или вроде того.
Отец кивнул.
— Один рождает пустоту, а другой должен ее заполнить,— сказал он.— Все так живут.
— Все так живут? — удивился Тэнго.
— Вот именно,— отрезал отец.
— И чью же пустоту заполняешь ты?
Лицо старика перекосилось в усмешке. Густые длинные брови наползли на глаза. А в голосе послышалась издевка:
— Ты еще не понял?
— Нет,— признался Тэнго.
Отец раздул ноздри и задрал одну бровь. Как делал всю жизнь, когда был чем-нибудь недоволен.
— Если не понял без объяснений, значит, бесполезно объяснять,— произнес старик.
Тэнго, прищурившись, вгляделся в человека, который это сказал. За всю свою жизнь отец не произнес ни единой абстрактной фразы. Слова, слетавшие с его губ, всегда были до предела конкретны и прагматичны. Неизменным правилом любой беседы у отца считалось одно: когда нужно, скажи что требуется — и как можно короче. Теперь же он сам говорил загадками, и лицо его при этом оставалось непроницаемым.
— Ладно,— сдался Тэнго.— Ты заполняешь чью-то пустоту. А кто заполняет твою?
— Ты! — коротко ответил старик. И, подняв руку, с силой ткнул указательным пальцем в сторону Тэнго.— Так устроен мир, к твоему сведению. Я заполняю пустоту, порожденную кем-то другим. А пустоту, порожденную мной, заполняешь ты. Такая вот эстафета.
— Примерно как кошки заполнили опустевший город?
— Да. Все мы пустеем, как города.
— Пустеем, как города? — эхом повторил Тэнго.
— Женщины, которая тебя родила, нигде больше нет.
— Нигде больше нет. Пустеем, как города... Ты хочешь сказать, она умерла?
На это отец ничего не ответил. Тэнго вздохнул:
— Но кто же тогда мой отец?
— Пустота. Твоя мать спуталась с пустотой и родила тебя. А я заполнил эту пустоту.
Сказав так, отец закрыл глаза и умолк.
— Спуталась с пустотой?
— Да.
— А после этого ты меня вырастил. Ты об этом? Отец кашлянул.
— Ну я же тебе сказал,— произнес он тоном, каким непонятливому ребенку в третий раз объясняют одно и то же.— Если не понял без объяснений, значит, бесполезно объяснять.
— То есть, по-твоему, я появился из пустоты? — уточнил Тэнго.
Никакого ответа.
Сцепив пальцы рук на коленях, Тэнго вновь заглянул отцу прямо в лицо. А ведь этот старик — вовсе не опустевшая скорлупа, подумал он. И совсем не безжизненная горстка костей и плоти. Сохраняя упрямый характер и сумеречный рассудок, он продолжает бороться за жизнь здесь, в лечебнице на морском берегу. Пока его память еще сражается с пустотой на равных. Но он прекрасно понимает, что уже очень скоро пустота окончательно поглотит его, хочет он того или нет. Всего лишь вопрос времени. Не эту ли пустоту он имел в виду, отвечая на вопрос, откуда появился Тэнго?
Макушки сосен в наползающих сумерках вновь качнуло порывом ветра, и Тэнго различил в их шелесте стон морских волн. Или просто почудилось?

@настроение:

@темы: Book, 1Q84, Харуки Мураками

---

Сами напросились. Вот вам в ленту несколько строк бреда/

А я все шел, глядя себе под ноги, не в силах поднять голову и посмотреть на небо. Отчасти потому, что слишком мудреные мысли клонили меня все ниже, к земле, подчиняясь еще действующим физическим законам. Отчасти оттого, что подними я голову и глаза вмиг залепил бы снег. Я шел и видел слякоть под ногами, свои грязные ботинки и ворох снежинок. Они летели, будто бы из специального снегозарядного пулемета. И в голове моей вместе с тревогой возникали мысли: «Почему же я иду наперекор этим снежинкам, когда как должен лететь с ними, быть в их числе? Они летят вертикально – сверху вниз, - покоятся в земле, а затем вновь воскресают и отправляются на небеса… так мило. А я – человек, что идет горизонтально, прямо, напролом! Их жизнь циклична – моя нет. Они бессмертны – смертен я. Что за несправедливости судьбы?..»

Лишь эти сумбурные мысли удосужились посетить мою тяжкую голову. Страдая от невыносимой боли и ежась от холода, я думал о превратностях жизни человеческой и немного вспоминал лето. Время, когда еще все было хорошо. Нет, более скажу – все было правильно. Потому что нынешнее мое существование – хождение пройденными путями – казалось мне до ужаса неправильным.
«Боль бывает душевная и физическая, - думалось моему полусознательному мозгу в тот момент. – А бывает ноющая и колкая – острая боль, от которой хочется умереть… А еще бывает боль привычная.»

Я нашел в себе силы разлепить веки и взглянуть на слепое зимнее солнце.
Впрочем, кто сказал, что жизнь наша – прямой и тернистый путь? Цикличность проявляется не только в случае со снежинками, но и в других, более мелочных жизненных аспектах.

"Что, простите? Мое состояние? Что Вы, все отлично. А топор в спине - это так надо. Для эффектности, знаете ли."

@темы: Music, Life, Some idiotic phrases

---

Заново.

Удалил все свои записи не потому, что я такой плохой, а потому, что со времени создания этого дневника я глобально изменился. Прошлые посты могли ввести вас в тупик и вызвать подобные мысли: "Стопэ, здесь он пишет одно, а здесь совершенно противоположное! оО"

Оужос! Люди меняются, представьте себе! А я тоже человек. Да, за тысячи километров от тебя сидит ч е л о в е к, который сейчас в очередном приступе мизантропии печатает эти строки. Круто, да?
Нет, на самом деле ни хера не круто.

Еще раз обращаюсь к моим ПЧам: если не хотите в ближайшее время видеть в своей ленте депрессивно-пессимистические посты - отписывайтесь, умоляю вас! Я ни в коем случае не удалю вас из "избранного", если вы там есть, но, по крайней мере, я не буду по тыщу раз беситься из-за смс, типа: "Ой, ну хватит писать подобное, Бел! А то я тебя прямо не узнаю!"

Я пишу то, что считаю нужным.

Спасибо за внимание.
Лучи счастья вам, няши мои! :3

@темы: Music, Life, Listen to me!

---

Я домой не вернусь – решено! Это небо дрожит как вода…
Сколько тысяч шагов от болотных низин до холодной как руки луны?
Гнутся голые ветви под тяжестью птиц. Разум птицей кричит – не беда.
Пусть кричит. У меня есть в запасе последний глоток тишины.
Я домой не вернусь никогда, но зато доживу до утра.
Темный вечер и ветер холодный, луны поворот на ущерб – ничего!
Знаешь, птица, во мне не осталось ни капли раба, и ни капли добра,
И ни капли любви, и ни капли меня самого.

@темы: стих, Макс Фрай, Музыка